Их взгляды встретились, и Лори заметила в ее карих глазах не то чтобы зависть, скорее, горестное признание того, что, да, она, Лори, вытащила свой счастливый билет. Затем портниха деловито положила свой портфель на кровать.
— А теперь, мисс Пэджет, снимите, пожалуйста, платье.
Держа подвенечное платье так, чтобы Лори удобнее было его надеть, она запахнула его сзади и застегнула бесчисленные шелковые пуговички на спине. Шелковый лиф был усыпан кружевными цветочками. Юбка тоже была расшита кружевными рюшами, узкие у пояса оборочки становились широкими, спускаясь к шлейфу. В сердцевину каждого цветка была вшита жемчужина, похожая на прозрачную слезинку.
Портниха, сжав губы, медленно обошла вокруг Лори.
— Надеюсь, синьор Барези останется доволен невестой. — Она мимоходом улыбнулась Лори. — Разумеется, после того как я уберу все лишнее по бокам. — Она ловко втыкала в материю булавки. — Сейчас я заберу платье с собой и завтра вечером принесу его к вам на виллу. Синьора Барези хочет сама все проверить, к тому же, приедет ее парикмахер, чтобы решить, какая прическа лучше всего подойдет под фату. — Она указала на горку кружев, все еще лежавшую на дне коробки. — Он приедет, кажется, в шесть…
Синьорина Джаннини вопросительно посмотрела на Лори, а та подумала с обидой: «Меня, пожалуйста, не спрашивайте. Уж кто-кто, а я ничего не знаю», но вслух произнесла:
— Д-да, кажется.
Приобняв за плечи, женщина подвела ее к большому, в полный рост, зеркалу.
— Взгляните, какая красота.
Лори едва слышала ее. Она смотрела, как глубокий вырез и рукава с небольшими буфами выделяют красоту ее лица и плеч, пышные юбки подчеркивают стройность фигуры, а кремовый цвет платья оттеняет нежную кожу и большие зеленые глаза.
Но это было еще не все. Платье обладало магической силой, не иначе. Когда Лори встретилась глазами со своим отражением, она увидела, что лицо ее сияет, словно впитав в себя радость всех счастливых невест Барези, когда-то надевавших это платье, — но, увы, все это было не для нее.
— О, мисс Пэджет, — прочувствованно вздохнула синьорина Джаннини позади нее. По идее, этот вздох должен был разозлить Лори. Но вместо этого он затронул какие-то струны в ее сердце и заставил глаза наполниться опасной влагой. — Вы выглядите…
— Великолепно, девочка моя. — Отец Лори откашлялся и вздохнул. — Если бы только твоя мать могла видеть свою красавицу дочку в день свадьбы.
— Папа, не надо. — Лори была так напряжена, что ей казалось, будто внутри нее извивается клубок злобных змей; она коснулась руки отца. — А то мы оба сейчас расплачемся.
— Кстати… Джеймс, — каждая мышца ее тела напряглась, — звонил мне перед отъездом. Просил передать тебе наилучшие пожелания, он уверен, что все обернется лучшим образом для тебя. Знаешь, он держится молодцом.
— Да, — согласилась равнодушно Лори. Верный Джеймс, он так надеется на свой план. Эти его слова, несомненно, зашифрованное утешение ей на случай, если она в нем нуждается — и это, увы, так.
— Лори, — отец взял обе ее руки в свои и серьезно посмотрел ей в глаза, — ты ведь действительно хочешь выйти замуж за Алекса?
На какую-то долю секунды ей показалось, что она не выдержит искушения. Бросится вверх по лестнице, сорвет с себя это прекрасное, но ненавистное платье — и скорей в аэропорт, обратно в Англию, к Джеймсу… Алекс женится на ней из мести, и это явится превосходным ответным ударом — это может быть лучше, чем унизить его, бросив одного у самых ступеней алтаря, на глазах у всего венецианского высшего света.
Но Лори отогнала эту мысль прочь и твердо встретила озабоченный взгляд отца.
— Конечно, хочу, папа. Как же иначе?
Глаза Лори скользнули мимо отца, и она увидела отражение их обоих в огромном зеркале в золоченой раме, висящем на дальней стене комнаты. Он был исполнен достоинства, в безупречном светло-сером костюме; она — холодно-спокойна, но очень бледна, несмотря на румяна, которые наложила по настоянию синьоры Барези перед тем, как в облаке духов и шелка отправиться в церковь. Сквозь кожаные туфельки ее пронизывал холод мраморного пола, она начинала уже дрожать, но тут наконец распахнулась входная дверь.
— Пора, дорогая, — вполголоса произнес отец.
Кто-то осторожно опустил фату ей на лицо, чьи-то руки передали ей букет из белых фрезий и орхидей — и вот она уже оказалась в слепящем свете солнца. Словно актриса, знающая назубок свою роль, пересекла маленькую площадь и ступила на катер, который тронулся вдоль узкого канала. А люди улыбались и хлопали в ладоши, высовываясь из окон; в центре города разыгрывался спектакль, и вся Венеция превратилась в пеструю толпу статистов.
Над головой Лори сверкал великолепный мраморный фасад церкви; вот они вошли в прохладный зал, где три сестры Алекса в длинных синих шелковых платьях ожидали их с необычайно торжественным видом. Синьорина Джаннини тоже была там, она оправляла платье Лори, и фату, и длинный шлейф, а та стояла без движения.
Наконец все нараставший звук органа превратился в крещендо, все собравшиеся в церкви встали, и Лори медленно двинулась к алтарю. Тут она увидела Алекса, стоявшего у основания широкой белой мраморной лестницы, ведущей к алтарю, и смотревшего на нее.
Лишь на одно мгновение она пошатнулась, и ноги ее словно приросли к полу. Эта церковь, с ее кораллово-серыми мраморными стенами, украшенными богатой резьбой колоннами, сводами, расписанными яркими красками, совсем не похожа на простую деревенскую церквушку ее детских грез. Но тем не менее сейчас она впервые видела вместо неясного пятна лицо мужчины, ждущего ее у алтаря — лицо Алекса. И, казалось, что именно так и должно было быть — и лишь этого не доставало главной ее мечте.