Почувствовав на себе взгляд отца, Лори пришла в себя. Еще бы, Алекс казался здесь на своем месте, здесь, в этой итальянской церкви, в своем кремовом шелковом костюме. Луч света падал на его черные волосы, бросая отблеск на красивое лицо и отражаясь в опалово-серых глазах — глаза эти, не отрываясь, смотрели на Лори, когда она вновь двинулась вперед.
Священники в роскошных, белых с золотом одеяниях спускались навстречу к ним. Марчелло стоял рядом с Алексом, но она уже смутно видела всех остальных, не в силах отвести глаз от Алекса. Когда она приблизилась к нему, он простер к ней руку, и она, оставив руку отца, протянула ему свои холодные пальцы. И они вместе поднялись по ступеням под тихий шорох кружевного шлейфа подвенечного платья Лори. А потом началась служба, и все потонуло в запахе фимиама и блеске свечей.
Лори очнулась только однажды — в тот момент, когда Алекс надевал ей на палец кольцо. Руки ее по-прежнему были холодны, как лед, но его ладони были теплыми, и она чувствовала, как по ним струится жизнь. Лори замерла. Что она делает, позволяя человеку, который ни во что ее не ставит, считает воровкой, женится на ней исключительно ради мести, для которого свадьба — лишь финальный акт очередной деловой махинации, надевать ей на палец обручальное кольцо?! Лори опустила взор на золотой ободок — последнее звено в цепи, приковавшей ее к Алексу Барези. «Как бы не так», — подумала она. Ему никогда не удастся полностью поработить ее.
Она механически взяла кольцо, которое протягивал ей священник, и стала надевать Алексу на палец. На суставе кольцо застряло, и ей пришлось взять его за руку. Лори подняла голову и заглянула ему в глаза. Они были так же спокойны, как и обычно. И все же — на долю мгновения — в них мелькнуло иное выражение, от которого у нее тотчас же пересохло в горле, а сердце заколотилось, как сумасшедшее.
Лори потупила глаза, но тщетно всю оставшуюся часть службы она пыталась стереть из памяти этот взгляд. Так Алекс смотрел на нее четыре года назад в саду, а потом — в Маллардсе, в тот жуткий день решающей встречи. Взгляд этот говорил ей, что даже во время этой церемоний, сопровождаемой тщательно разработанным ритуалом, он не переставал желать ее.
В ризнице Лори наблюдала, как он ставит свою четкую размашистую подпись в книгах гражданской и церковной регистрации; теперь была ее очередь. В последний раз она сможет написать: «Ларина Джейн Пэджет», отныне она становится Лориной Барези. Но вполне возможно, скоро это имя станет «Миссис Джеймс Форсит» — злорадно подумала она, оставив на бумаге россыпь крошечных чернильных клякс.
Теперь уже под руку с Алексом она спустилась по мраморным ступеням, с намертво приклеенной улыбкой прошла по залу и вновь оказалась на залитой солнцем площади, среди водопада розовых лепестков и щелканья фотокамер.
Лишь однажды улыбка сползла с ее лица. Из толпы гостей, репортеров и туристов, заполонившей площадь и выплескивавшейся на выгнувшийся над каналом мостик, вдруг вынырнуло одно лицо. Лицо Джеймса. Лори смотрела на него во все глаза, оцепенев всем телом, но почувствовав, что Алекс оборачивается к ней, с усилием отвела взгляд. Несколько мгновений спустя, когда взор ее, словно магнитом, вновь притянуло к тому месту, Джеймс уже исчез.
Несомненно, это была всего лишь галлюцинация, родившаяся в ее переутомленном мозгу. Стоит рядом со своим новоиспеченным мужем и грезит о лице любимого.
Тут она осознала, что Алекс ведет ее сквозь сумятицу к краю площади, где была пришвартована украшенная цветами и белыми лентами гондола. Ступив на палубу, он повернулся и на руках перенес ее в трюм. Лори устроилась на сиденье, нарядное платье волнами улеглось вокруг нее. Алекс сел рядом, так близко, что рука его касалась ее тела, нога прижималась к ее ноге, и сквозь тонкий шелк она ощущала его мускулистое бедро.
Когда гондола плавно заскользила вперед, он откинулся назад, небрежно положив руку на спинку сиденья, и взгляды их встретились. Он улыбнулся ей, и от этой улыбки и без того до предела натянутые нервы Лори не выдержали, и словно что-то взорвалось в ней.
— Надеюсь, теперь ты удовлетворен? — прошипела она, помня, что прямо позади них стоит улыбающийся гондольер в шляпе с белой лентой.
— Удовлетворен? Пока не совсем. — Он наградил ее одной из своих кошачьих улыбочек. — Но теперь уже скоро буду… обещаю тебе, душа моя.
При мысли о предстоящей решающей схватке желудок у Лори сжался в кулачок. Но он ни в коем случае не должен видеть ее испуга.
— Ты, наверное, считаешь, что победил, — процедила она сквозь зубы.
— Но ведь так оно и есть, — кротко отозвался он.
— Да? Ты абсолютно в этом уверен?
— Разумеется. По правде говоря, в этом никогда не было ни малейшего сомнения. Так что, — голос его стал чуть жестче, — тебе придется раз и навсегда примириться с тем, что ты проиграла.
— Думаешь? — она повысила голос. — Тебе и впрямь безразлично, что я ненавижу тебя за то, как ты со мной поступил?
— Отнюдь. Ты говоришь, что я насильно женил тебя на себе, что это явилось заключительным актом моей вендетты. Что ж, в таком случае все, что тебе остается, — это проиграть с достоинством, дорогая моя жертва вендетты.
Они с Марчелло описали в танце последний круг, и музыка стихла. Лори улыбнулась ему, и тут же напряглась, ибо к ним приближался Алекс. Два часа назад они вдвоем открыли бал, и после этого он как примерный хозяин старательно распределял свое внимание поровну между гостями, и Лори начала было обретать душевное равновесие, чувствуя себя в безопасности в заполненном народом зале. Но теперь ее вновь охватила паника.